Она водила пальцами — легко, уверенно и смотрела в глаза. Не как мужчина, и не как подруга, а словно… владелица. И… не было в этом насилия, только уверенность в своём праве владеть мной. Впервые кто-то смотрел на меня не как на человека, а как на нечто своё… бессловесное… послушное. Как на то, чем можно восхищаться… и распоряжаться.
«Может, так надо», — подумалось. — «Она… просто трогает… как хочет».
Я стояла перед ней совершенно голая. А она — одетая, в мягкой футболке, свободных штанах. Её тело скрыто, моё — выложено напоказ. Этот контраст пробирал до мурашек. Я больше не чувствовала себя той, прежней. Я была — её игрушкой?.. подарком?.. домашним существом? Неважно. Важно то, что я принадлежала ей. А это — пьянило сильнее вина.
— Я могу теперь пользоваться тобой, когда захочу? — её голос был ласковым, но требовательным. Она смотрела прямо в глаза и обеими ладонями разминала мне груди — крепко, властно, медленно.
Я сглотнула. Внутри всё сжалось.
— Да… — сдавленно выдохнула я.
— Нет. Не так, — Таня улыбнулась и строго поправила. — Теперь так — «Да, хозяйка».
Она посмотрела прямо, не отводя взгляда. И я, чувствуя, как подгибаются колени, прошептала:
— Да, хозяйка…
— Не слышу, — мягко, но без уступок. — Скажи громко… как надо.
Я закрыла глаза… сделала вдох… и послушно сказала — чисто, чётко, так, как она требовала:
— Да, хозяйка.
В этом послушании было что-то… трепетное. Не страх… не долг… что-то иное — как будто я открываю дверь в клетку и сама туда вхожу.
— Повтори.
Я запнулась… дыхание сбилось… но всё же проговорила, послушно, почти выдохом:
— Да… хозяйка.
Она не отвела взгляда.
— Ещё.
— Да… хозяйка.
И с каждым разом это «да» становилось частью меня. Новое имя моей покорности. Новая правда. Новая послушная я.
— Стой ровно, руки по швам, — приказала моя коллега?.. подруга?.. хозяйка!!!
Я вытянулась в струнку. Было в этом что-то странно правильное — стоять перед ней обнажённой и подчиняться. Как будто можно больше не решать, не быть взрослой. Не нести ни за что ответственности.
Она осматривала меня с любопытством, с жадностью, будто присматривала себе вещь, что давно хотела… и не могла приобрести… отказывала себе… но, вот сейчас… наконец-то возьмёт…
Её пальцы были тёплые, чуть шершавые. Она водила ладонями по животу, рёбрам, касалась бёдер. Приподняла мою грудь — и отпустила, наблюдая, как она тяжело оседает. Попросила?.. потребовала?.. приказала?!.. повернуться и наклониться. Я подчинилась. Раздвинуть… ягодицы. Я сделала — как кукла. Послушно, механически.
Не получив команды вернуться в исходное положение, так и стояла согнутой, с руками, разводящими половинки попы. Она гладила мою спину, провела ногтями вдоль позвоночника, дотрагивалась до ягодиц, сжимала их. Иногда — с нежностью, иногда — лениво, как будто примеряла. Закончив осмотр, ласково, поощрительно, как хозяин домашнее животное, шлёпнула по ягодицам и разрешила разогнуться. Внутри всё дрожало. Это было неправильно… но та-ак приятно.
Подойдя вплотную, пристально глядя мне в глаза, гладила грудь, тянула пальцами за соски. Её руки не были грубыми. Они были хозяйскими. Она трогала меня — не спрашивая, не извиняясь. Как тот, кто имеет право. Поглаживала, проверяла, изучала. А я — принимала. Без ужаса. Без протеста. Потому что с самого детства во мне росло что-то, что ждало этого. Ждало, чтобы меня забрали — не в порыве страсти, не в любви, а просто так. Потому что захотели. Потому что им можно.
Таня дышала тяжело, как человек, которому наконец позволили коснуться драгоценного, долгожданного. На её лице промелькнуло… не только вожделение… а, удивление… восторг… недоверие, с оттенком суеверного трепета.
— Приседай, — сказала она. — Хочу посмотреть, как грудь колышется.
Я покорно опустилась… медленно встала. Почувствовала, как соски откликаются, как тяжелеет грудь, как дрожат бёдра. Подчинение волной прокатилось по телу… оказывается, я всегда этого хотела… не думать, а просто принадлежать…
— Ммм, — сказала она тихо, почти себе под нос. — Послушная… красивая… будешь руки лизать и об ноги тереться…
Я не могла это слышать… мне нельзя такое слышать… у меня муж, работа, дети… но я слушала и молчала. Внутри меня что-то ломалось. Без боли, без крика, просто — уходило. Я больше не была самостоятельной, умной, правильной. Не хотела быть. Приходила другая я — послушная, голая, доступная.
Она опустила меня на колени. Схватила за подбородок. Смотрела в глаза, водила ладонью по лицу, разминала, оттягивала губы… засунула большой палец в рот… я охватила его губами и молча ждала… вставила два пальца в рот и, раздвинув их, распирала мои щёки изнутри, пристально наблюдая за моей реакцией… трогала язык… я всё принимала. Послушно, как учили — не возражать. Не перечить.
— Ты создана для подчинения, — бормотала она. — Такая сладкая. Я буду тебя дрессировать, моя послушная девочка.
Она приказала подняться, поцеловала в лицо, в губы, гладила, шептала что-то нежное, полная эмоций. В этой ласке было что-то… странное — не страсть, не желание, а как будто забота… забота о своём домашнем питомце. Потом, не в силах совладать с собой, хлопнула меня по заднице.
— Какая же у тебя попа! Ни грамма целлюлита!
— Есть, немного, но есть, — тихо прошептала я. Мне было стыдно. И от слов, и от самого факта, что мне… так приятно её одобрение.
— Если бы у меня была такая — я бы носила только стринги, — хмыкнула она.
Я улыбнулась — автоматически, по-детски, наивно и открыто. Как будто я заслужила поощрение от взрослого… умного… старшего. Как будто правильно сделала… всё хорошо… меня хвалят.
— В постельку, — прошептала она.
Я пискнула:
— А мыться?
Она хихикнула:
— Потом, пока хмель не выветрился. Иначе я не посмею.
И, взяв меня за руку, повела. Как хозяйка, как та, кто получил подарок и намерен им воспользоваться. И я шла за ней — послушная, счастливая. Танина.
