Это была толстая негритянка, очень пухлая, если выразиться вежливо, или просто жирная, если называть вещи и людей своими именами, которая приветствовала меня своим низким голосом с типично африканской насмешливой интонацией. Знакомство на входе, широкая теплая улыбка, плечи и руки, окутанные маслянистой плотью и оставленные обнаженными чем-то вроде платья без бретелек, стянутого узлом вокруг объемной груди. Всё это богатство произвело на меня сильное впечатление. Шаркающей походкой эта чёрная красавица провела меня в гостиную, и, внезапно обернувшись, всё также смешливо проронила:
— Итак, ты пришёл сюда потрахать голую чёрную задницу? Кейя, это моя племянница. Но цвет её кожи доподлинно никому неизвестен, ведь её мамаша трахалась со многими мужиками, неграми, белыми, желтыми и даже красными, а муж выгнал её именно за эту неразборчивость, а не за измены.
— . ..
— Ты, как я посмотрю, из числа тех белых гурманов, кто любит негритянок. Мы здесь рады, что в мире есть такие белые люди. Нам легче от этого живётся. Правда, их совсем немного. И то, лишь потому, что мы, негритянки, такие горячие.
Меня немного удивило, что она говорила о «негритянках» — употребляя такой «колониалистский» термин, который я до сей поры считал запретным. И ответил ей наивно, но искренне:
— И прием в вашем доме такой гостеприимный, теплый, я бы даже сказал, материнский.
Она перемежала свои замечания тяжёлыми шлепками по моим бёдрам и рассмеялась, когда я сказал, что это напоминает мне «детский сад». Она провела рукой по моей ширинке, чтобы посмотреть, насколько я возбужден.
— У тебя хороший член. Хороший член для красивой голой задницы.
Затем пришла Кейя, запыхавшись, как и я, после трехэтажного подъема. Она достала из сумки какие-то административные бумаги и заговорила с теткой на бешеной скорости на африканском языке - волоф, как я узнал позже. Они начали долгую дискуссию, в ходе которой я узнал такие слова, как «социальное обеспечение» и «аттестация». Тон беседы неуклонно повышался, как будто они спорили о судьбе человечества, но это был просто жаркий разговор между родственниками. Кейя закончила его тем, что сказала своей тете, глядя на меня, что-то, что, вероятно, означало:
— Этот парень пришел сюда потрахаться. Давай, не будем его разочаровывать и остановимся. Я собираюсь опорожнить его яйца, и это даст нам немного денег на еду.
— Послушай, Кейя, если у тебя проблемы с банком или что-то ещё в этом роде, я, возможно, мог бы тебе помочь.
— Нет, проблемы не с банком, а с Собесом, им нужен сертификат о прививках. Мы поговорим об этом чуть позже.
И она привела меня в спальню.
— Вашего сына здесь нет?
— Он в детском саду.
— У меня есть для него подарок.
— Ого, - искренне восхитилась Кейя, - она великолепна, эта твоя машинка. Сын будет счастлив. Спасибо, милый, ты настоящий ангел.
Она отблагодарила меня поцелуем, заманчивым, но слишком быстрым, хотя и не настолько, тем не менее, чтобы позволить моему языку подразнить её.
Игрушка была яркой и красивой,
Синего цвета, гладкая и глянцевая,
И я знал, что сынишка её будет рад,
И он не сможет ей не радоваться.
Когда я подарок ей передал,
Моя Кейя улыбнулась мне,
И я знал, что я правильно сделал,
Что этой семье я так помогаю.
Моя любовь к негритянке невероятна,
И я счастлив, что она у меня есть,
И я готов делать всё, чтобы её сын
Всегда был счастлив и в безопасности.
( не смейтесь и не плачьте, это не я, а искусственный интеллект)
Несколькими мгновениями спустя с нас как-то незаметно слетела одежда и мы оказались голыми посреди этой захламленной комнаты. Кейя позволяла мне долго философически водить губами по всему её телу, по шее, по грудям, по животу, по впадинам под мышками. Сама же она в это время пребывала, казалось, где-то другом месте. Может, она в это время думала о сыне, или о собесе, замучавшем её справками, или она просто устала после дневной беготни. От неё приятно пахло наготой, которая мне так нравится, плюс её кожа была липкой от восхитительного пота, придававшего её запаху мускусную нотку. Я сосал Кайины соски, как это делал её сын на днях на моих глазах. Она начала дрожать, надеюсь, от возбуждения, и я опустился на шелковистую кожу её бедер, приоткрыл их пошире, чтобы созерцать и наслаждаться открывшемуся моему взгляду пейзажу с холмами и тёмным лесом, прежде чем попробовать клубнично-шоколадную чашку её очаровательной пизды. Я погрузил свой измученный жаждой язык в неё так глубоко, как только мог, и держал её бёдра настолько высоко поднятыми, чтобы попробовать добраться между её ягодицами до гвоздики, уже жадно поджидавшей к тому времени меня.
Кейин клитор был опухшим, как и пенис её сына, когда он смотрел на нас, и на мгновение мне показалось, что сосу и его тоже.
— Это хорошо, ты чудесный любовник… ты настоящий ангел… ах, как это хорошо, продолжай.
Не торопясь с движениями, я дал ей время ощутить подъем наслаждения, жар, как он поднимается в её мозг, захватывает его, а потом плавно стекает в её клитор. С каждым нажатием моих губ я чувствовал, как её бутон растет и расцветает, а её стоны становились всё глубже и обретали хриплый тембр. В решающий момент дверь позади меня открылась. Это жирная негритянская Кейина тётка пришла за кухонным полотенцем из шкафа.
— Чёрт возьми, дура, - не сдержался я, - ты заставляешь меня кончить в Кейю.
Не обращая внимания на моё оскорбление, тётка продолжила разговор на своём дурацком волоф со своей племянницей, полностью поглощённой своими собственными эмоциями. Так что это был не диалог, а монолог. Отведя душу за этим дурацким разговором, тётка вышла прочь со своим дурацким полотенцем.
Кейя кончила так сильно, что её груди задрожали буквально на несколько непридуманных мной долгих минут. Или мне, по крайней мере, так показалось. Её соски были настолько чувствительными, что она отказывала мне в праве их сосать в попытке продлить её наслаждение, так что мне пришлось довольствоваться лишь тем, что я украдкой целовал её веки и шею, слушая, как Кейино дыхание медленно успокаивается. И как миссионер, лежащий на своей африканской служанке, я снова неспешно нанизал её на свой член. Мои приходы и уходы оживляли её тело, электрический ток пронизывал нас обоих, и мы соединили наши губы, чтобы смешать наши языки и наши вздохи.
Я был абсолютно уверен, что толстая тетка подслушивала за дверью, и мне даже показалось, что я услышал её вздох, но она не посмела вернуться в нашу комнату за ещё одним кухонным полотенцем, так что мы смогли насладиться нашим одновременным оргазмом в необходимой для этого состояния тишине. Кейя положила голову мне на грудь, и в зеркале шифоньера отразилась мозаика из черно-белой кожи наших любовно переплетенных тел.
Голые, даже не прикрывшись простынёй, мы без всякого стеснения пошли умываться в ванную. Затем я оделся, чтобы пойти поздороваться с тётей-вуайеристкой, но Кейя осталась обнажённой. Я мимоходом сообщил ей, что без малейшего труда смогу достать для неё справку о прививках её сына, которую запрашивала служба социального обеспечения.
— Ах, блядь, я знаю, что ты любишь хвастаться своей голой задницей! А ну, иди сюда, сука. - С неожиданной силой тётка схватила Кейю, положила её лицом на диван и начала жестко шлепать. Должно быть, это было для них привычным делом, потому что сначала Кейя смеялась. Толстая надзирательница, несмотря на моё присутствие при этой порке, не жалела ударов, и шлепки посыпались градом, так что Кейя выглядела уже не так бодро, и мне показалось, что она собиралась расплакаться.
— Хорошая порка для нерадивой задницы, – засмеялась толстуха и продолжила, уже обращаясь ко мне:
— Поди сюда, утешь свою шлюху, засунь язык ей в жопу, тебе ведь это нравится, белая свинья.
Мне не нужна была её эта дурацкая просьба, чтобы приступить к тому, о чём я уже мечтал целых минут пять. Я тут же поцеловал воспаленные ягодицы Кейи и скользнул языком к сморщенному отверстию между полушариями, которое быстро открылось, чтобы позволить моему языку проникнуть в него как можно глубже.
Наконец, жестокий сомент разлуки настал. Моя черная Ева проводила меня до двери и отблагодарила за всё, в том числе и за те сто пятьдесят евро, что я оставил на тумбочке, чрезвычайно долгим чувственным и бархатистым поцелуем. Как я и догадывался, её сочные губы умеют дарить счастье.
В течение следующих недель я встречался с Кейей несколько раз, в более интимной обстановке, чем в первые два раза. Она не жалела ни своего времени, ни своих поцелуев, ни своих ласк, так что я давал ей сначала сто восемьдесят, а потом и двести евро за свидание. В дальнейшем сумма моего вознаграждения стабилизировалась на уровне 220 евро, что, с учётом моего ограниченного бюджета, мешало мне видеться с ней чаще, чем раз в неделю.
Узнав, что приближается мой день рождения, Кейя пригласил меня на «маленькую вечеринку в мою честь». Её тетя должна была на ней присутствовать, что давало мне надежду на что-то пикантное и необычное.
Кейя и четверо её то ли подружек, то ли двоюродных сестёр, ждали меня, собравшись вокруг Сейнабу, как звали её тетку, которая мощно и властно восседала на каком-то потешном троне в ярко-красном церемониальном одеянии бубу, богато украшенном узорами, которые я не смог сразу рассмотреть в деталях. Они, эти чёрные девицы, были очень веселы в своих нарядах ярких и разнообразных цветов. Я даже на мгновение подумал, что они уже успели опустошить несколько бутылок чего-то крепенького до моего прихода, но оказалось, что они были просто счастливы, оказавшись на этой вечеринке. Их реплики на языке волоф перемежались громкими взрывами смеха, понятными на любом языке.
