Уставшая, но довольная, я приходила домой и забывалась дневным сном. Потом мне удавалось заниматься обычными делами, но вечером снова мечтала уединиться или, на крайний случай, забраться в ванну. Однако вечер был самым неудобным для этого временем. И я ждала отхода ко сну, когда могла, наконец, вернуться к своим экспериментам.
Новые знания позволили мне предположить, почему моя дорогая мамочка, яркая и активная женщина, могла принимать ванну часами. Вычитав где-то, я попробовала ласкать себя струей воды из душа. Вода ударяла сильно, безжалостно, выворачивая мою вульву, остро пытая клитор. Пять-шесть оргазмов под такой струей, и мне приходилось потом долго ходить на ватных ногах, унимая глупую улыбку и придавая лицу осмысленное выражение. Теперь у нас с мамой была конкуренция за душевую комнату.
Жизнь моя превратилась в поток удовольствия. Но сколько я не заливала этот пожар, чем больше разрядок ко мне приходило, тем сильнее мне хотелось их снова. Также мне хотелось делиться этой информацией с другими девочками, почувствовать настоящее сексуальное общение, хотя бы как с сестрой. Ведь Алёна была далеко, на другом конце города. Я страстно желала вернуть те минуты общения с кем-то, потрогать другое влагалище, запустить руку между ягодиц, нащупать девичий клитор... Ммм... Это была одна из любимых фантазий долгими ночами. Моя «озабоченность» тут же изменила мой взгляд на ровесников. Я не стала меньше интересоваться мальчиками, но стала куда больше интересоваться девочками.
К сожалению, у меня не было по-настоящему близких отношений с кем-либо в тот период. И все мои попытки провоцировать подруг на всякие пошлые разговоры и откровения не помогли найти кого-то, кто ответил бы взаимным влечением или заинтересованностью. Да и сильно «предлагаться» я стыдилась: все-таки «хорошая девочка», гордость класса, отличница и «моральный» авторитет. Родители воспитывали меня скромной и целомудренной. Девственность, один брак на всю жизнь и все такое. Эти строгие моральные принципы на фоне того, что я вытворяла, делали меня грязной распутной шлюхой в собственных глазах. Но я упивалась этим чувством своего падения, в то же время старательно поддерживая внешний облик строгой пуританской девушки.
Моя попка и вправду оказалась очень чувствительной. Когда мне хотелось чего-то особого, получить что-то внутрь, я вставляла туда смазанный палец. Мне даже не требовалось ласкать при этом клитор, так как вход в анус сам по себе оказался очень чувствительным. Тугие стенки внутреннего сфинктера, ощущение толчков, наполненности и давления изнутри меня давали особенное наслаждение. Я двигала в себе пальцем туда-сюда, и этого было достаточно для быстрого удовольствия. Чем глубже в тесную и гладкую попку проникал трепещущий палец, тем острее он задевал нужные точки внутри, которые отзывались волнами удовольствия по всему телу. И из этого раздражения пальцем нежных стенок ануса, ответных сжиманий его нежными стенками попочки, вырастали тугие волны более острого и беспощадного наслаждения, бившие меня в окончании.

Я оказалась не только «онанисткой», но и «педерасткой». Столько счастья — и все мне одной.
В самые пикантные моменты я, в одной майке, голая ниже пояса, бродила по квартире, залипая то на родительской кровати, то в зале (в сопровождении порно), то на кухне, закинув ногу на стул, гладила спереди и проникала сзади пальцем, представляя сцены секса. Тогда же меня впервые стали посещать мысли о двойном проникновении мужчин, что даже стало моей идеей фикс в последующем.
Конечно, тогда я еще и много читала. Любая сцена с намеком на секс была мною додумана и превращалась в идею для мастурбаций. Я могла зависнуть на одной странице книги и забыться в сладких мечтах, с рукой в трусиках, периодически засыпая после оргазма. Не представляю даже, как я в те дни выглядела со стороны, наверное, как постоянно погруженная в мысли наркоманка с мутным взглядом, устремленным в глубь собственных ощущений.
Со временем я научилась жить со своей новой собой и перестала вести себя как маньячка. Эксцессы многократных эпизодов самоудовлетворения в течение дня еще случались, но все реже. Моя жизнь нормализовалась. Я, свыкнувшись с моими новыми потребностями, признала их и встроила в ежедневный распорядок. И главное — поняла, что мой огонь не затушить никаким количеством секса, поэтому перестала стремиться получить полное удовлетворение. Это было невозможно.
***
На зимних каникулах нам с Алёной удалось побыть вместе. Я приехала к ней, когда она была одна. Она встретила меня в прихожей в одной пижаме на голое тело, и мы слились в страстном и долгом поцелуе прямо у входной двери. Расстегивая на ходу мою куртку, задирая юбку и закатывая колготки, она набросилась на меня, как сумасшедшая. В считанные мгновения я была полураздета, лифчик мой задран к шее, а Алёна вцепилась губами в мои соски. Они топорщились в предвкушении, а сестра, как младенец, накрыла их своим открытым ртом и насасывала, постанывая от удовольствия.
— Подожди, ты меня так съешь, — засмеялась я.
— Я сделаю это совершенно точно, ты такая вкусная! Но для начала я тебя оближу! — добавила она и потянула меня на кровать.
Это уже не были первые эксперименты двух невинных девушек, а встреча двух любовниц. Меня уронили на спину, избавили, путаясь и чертыхаясь, от излишков одежды, и вот я уже совершенно голая потягивалась в крепких и цепких руках кузины на простыне.
В ту встречу я впервые ощутила на своем клиторе чужой язык. Алёна облизывала меня, как текущее мороженое, показательно картинно вдыхая мой запах. Я была пунцовая от стыда и волнения, хватала ее за голову, то отталкивая, то приближая к себе, но повторяя при этом: «Нет-нет, мне стыдно, ох-х-х».
Первый мягкий и нежный оргазм от ее языка прервал и это мое словесное сопротивление. Битый час Алёна не отпускала меня. Хватала меня за ноги, зарывалась в мою промежность всем лицом. От этого все там было мокрым: «девочка», бедра, попка, постель подо мной и все лицо Алёны. Пальцы ее уже давно нашли дорогу в мой анус, уже далеко не такой девственный, как летом. Он легко принял ее тонкие скрученные пальчики, которыми она нанизывала меня, облизывая кругами всю щелку. Иногда она сгибала их внутри, задевая особо чувствительные точки, заставляя меня выгибаться всем телом вслед за ее движениями. Все это было в новинку, остро и нестерпимо чувственно! Все же ласки партнера были куда богаче по ощущениям, чем собственные.
Колени мои лихорадочно дрожали. Чтобы унять их неконтролируемое подергивание, мне пришлось удерживать их руками, подтянув колени к груди. Зад мой при этом приподнялся, «девочка» раскрылась и выпятилась, и стало видно, как язык подруги порхает над моей «девочкой». Так одними поцелуями она довела меня до полнейшего изнеможения. Под конец удовольствие слилось в сплошную постоянную судорогу, и хватало единственного нового прикосновения к клитору ли, к раскрытым набухшим половым губам или беззастенчивого проникновения в попочку, чтобы последовал очередной приступ наслаждения. Кажется, в какой-то момент я даже лишилась чувств. С трудом вырвавшись, я запросила пощады. Свернувшись клубком на боку, я содрогалась еще добрых полчаса, все никак не в силах успокоиться.
Алёна, раскрасневшаяся и восторженная, легла рядом, гладила меня и нашептывала приятности. Второй рукой, как оказалось, она задумчиво и неторопливо ласкала себя. Немного успокоившись и увидев, как она тискает свою промежность в тщетной попытке унять желание, в благодарность за все доставленное удовольствие мне захотелось сделать для нее тоже что-нибудь приятное.
Сначала я благодарно и жадно целовала ее в губы, встречаясь языком с ее языком. Я сильно открывала рот, слюнявилась, неумело хватая ее губы. Она со смехом поправляла. Потом, как могла, облизала ее небольшую грудь, тоже под чутким руководством. Соски ее были маленькими, гладкими, бледно-розовыми, они твердели под моими губами малюсенькими, почти детскими пупырышками. Потом я набралась смелости и спустилась к ее белому плоскому животу, мелко покрывая его поцелуями. Вот оно, благоухающее девичье лоно! Наконец-то я увидела его в упор! Розовая щель складок между больших половых губ, покрытых пушком, и торчащий над всем этим большой бугорок, накрытый капюшоном складки. Из влажной вульвы ручеек влаги плавно стекает в темнеющее углубление попки.
Я захотела засосать этот бугорок. Тем более он был такой большой, и мои губы охватывали его упругую головку, ощущая его твердость. Наверно, это было неумело или чересчур сильно, потому что Алёна вздрогнула, отстранилась и прошептала: «Чуть нежнее», взяла мою голову в руки и стала ею водить по своей вульве, останавливая мой ищущий язык там, где ей было нужно. Так она продемонстрировала мне свои чувственные местечки. Помимо клитора, это был вход во влагалище и мягкое возвышение чуть выше него. Там мой язык болтался в пустоте ее ямки, как в чашке с нектаром, хлюпая и задевая только стенки, от чего Алёна стонала и двигала попкой мне навстречу. Я казалась себе похожей на кошку, которая лакает из блюдца.
Она попросила вставить ей пальчик в попку. Аккуратная белая попка ее оказалась внутри куда свободнее, чем моя, эластичное ее кольцо, жадно сокращаясь, с легкостью пропустило сначала один, а потом и два моих пальца. И им там было совсем не так тесно, как моему одному во мне. Я двигала ими в такт движениям языка, ощущая внутри нежные стенки и упругие внутренности. Влага текла ручьями из щелки Алёны, затекала в попку, и от этого пальцы внутри нее хлюпали. Девушка подавалась мне навстречу, будто это был половой акт в попку. Она насаживалась на мои пальцы, которые проникали в нее на все три фаланги, а мою голову она с силой прижимала к лону. Наконец, совершив несколько таких движений, она со всего маху нанизалась на мои пальцы, остановилась и с громким протяжным стоном затряслась, кончая, хватаясь руками за белье, а ртом — воздух.